Судьба не стучится.
Название: Игры в жизнь
Автор: Dietrich Schmidt
Фэндом: Ориджинал
Персонажи: Много.
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Ангст, Драма, Психология, Даркфик.
Предупреждения: Смерть персонажа.
Описание: Ученики уникальной школы
однажды просыпаются в странной комнате и узнают, что им предстоит
пройти испытания на выживание. Все бы ничего, даже готовы друг другу
помогать, но первым испытанием стала игра в русскую рулетку.
Круг первый: Отсчет пошел.
Автор: Dietrich Schmidt
Фэндом: Ориджинал
Персонажи: Много.
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Ангст, Драма, Психология, Даркфик.
Предупреждения: Смерть персонажа.
Описание: Ученики уникальной школы
однажды просыпаются в странной комнате и узнают, что им предстоит
пройти испытания на выживание. Все бы ничего, даже готовы друг другу
помогать, но первым испытанием стала игра в русскую рулетку.
Круг первый: Отсчет пошел.
Почти пустая комната, посередине стоит круглый стол, на котором красуются револьвер и сложенный вдвое листок бумаги. С потолка одиноко свисает на нескольких проводах маленькая лампочка, еле как освещая не такую уж и большую комнату. Окон здесь не имеется, зато есть в наличии толстая железная дверь с кодовым замком. Возле двери вряд стоят шесть стульев, а около этих стульев и лежат одногруппники Жана Фурнье в то время, как он сам уже с долей страха и изумления на лице оглядывает помещение.
- Больше всего напоминает тюремную камеру, - мрачно прокомментировал Джон, потирая рыжий затылок и с трудом вставая с бетонного пола.
- И не поспоришь... - француз все же не без некой неприязни оглядел пыльного шотландца и, увидев шевелящуюся Паулу, кинулся к ней.
Все три девушки уже пришли в себя и обходили комнату по периметру, пытаясь хоть что-то понять. На одном из стульев сидел Франческо Бруно, рылся в многочисленных карманах своей одежды в поисках хоть одной сигаретки. Нашлась не одна, а целая пачка и черная зажигалка. Он прикурил и подошел к столу, которого по непонятной причине все опасались, а опасаться было чего.
- Листок. Записка, видимо, - итальянец развернул бумагу, пробежал по строчкам глазами и молча, дрожащими руками передал ее Мэннон и Маше.
Маша сглотнула подступивший к горлу комок и прочитала вслух:
"Вы ученики выпускного класса школы специалистов. Учебный год подошел к концу и пришло время показать, каковы вы в деле.
На столе лежит револьвер и шесть пуль, лишь две из них холостые. Играйте в русскую рулетку и кому повезет, тот и останется жить. Вы можете отказаться играть, но тогда вас убьют всех. Здесь один за всех и все за одного, но и каждый сам за себя.
Удачной игры и помните самое главное, что вы должны были уяснить: Выживают сильнейшие и удачливые!"
Повисло тяжелое молчание, давившее со всех сторон. Джон взял револьвер, крутанул барабан, остановил его пальцем и взялся заряжать оружие. Маша в испуге мертвой хваткой держалась за край стола. Паула столяла, округлив глаза, и с выражением паники на лице. Жан обнимал испанку за плечи, второй рукой в отчаянии вцепившись в волосы. Мэннон спокойно поднесла к столу все шесть стульев и уселась на один из них, проверяя карманы брюк. Франческо с изумлением наблюдал за хладнокровием шотландца и голландки.
- У меня телефон пропал, и вообще все из карманов исчезло, - оповестила Мэннон друзей о результатах проверки. Все тоже разом начали шариться по карманам, выяснилось, что пропали все средства связи и острые металлические предметы, вроде простейшей отмычки сеньорины Лоренсо.
- Эээ... Джон, я не понял, ты что, собираешься участвовать в этом безумии?! - Франческо только что отошел от шока и совсем испугался, докуривая уже третью сигарету (дым уходил в вентиляцию на высочайшем потолке).
- А ты предлагаешь умирать? У нас сейчас билет в один конец, но при этом два пути, концы которых похожи. Пусть хоть кто-нибудь выживет.
Итальянец не нашел, что ответить. Зато девушки, даже Паула, взяли себя в руки и, дрожа всем телом, на стульях придвинулись к столу, приняв вызов. Жан не остался в стороне, повторяя их действие, но у него тряслись только руки, быстро спрятанные за спину вместе со страхом. Бруно не двигался.
- Черт! Кретин ты итальянский, неужели ты не понимаешь, что мы все можем умереть из-за твоего страха?! Ты не хочешь, чтобы кто-то из нас выжил?! Я сейчас сам лично прострелю тебе башку, если не сядешь! - закончив гневную тираду, Джон выдохся и сел, устало опустив голову. Осторожно присел на краешек стула и Франческо.
Все снова молчали; Маша сложила руки и молча молилась, а Паула прижималась к Жану, хотя лицо ее выражало полную готовность сыграть со смертью. Тихо покачивалась лапочка, щелчок зажигалки прозвучал оглушающе, отразившись от стен. Запахло табаком, Зайцева поморщилась и бросила возмущенный взгляд в сторону курильщика, тот ответил ей натянутой улыбкой.
Минут десять спустя, а казалось прошла целая вечность и даже еще чуть-чуть, шотландец встал. Противно и громко заскрипел стул по полу. Яркие рыжие, почти красные волосы парня несуразным пятном выделялись на сером фоне комнаты.Резко, неожиданно скрипнул взводимый курок револьвера. Джон поднес оружие к виску.
И время остановилось... Внешне он остался спокоен, а внутри все сжалось до боли от страха. В душе боролись две противоположности, одна вопила, кричала, сопротивлялась и умоляла положить пистолет, а другая жестким голосом приказывала не медлить и стрелять. На лице у Марии застыл ни с чем несравнимый ужас. В глазах Мэннон была пустота, ей все равно. Жан отвернулся. Только Паула смотрела прямо Джону в глаза и ободряюще улыбалась, девушка приняла игру, не испугавшись, а с азартом, зная, что по-другому нельзя.
- Народ! - голос не дрогнул, его самообладание поражало. - Вы действительно все хорошие, я к вам за этот год привязался. Простите меня за все, что я сделал, а сделал я много, и если я сейчас умру, то помните - я вас всех люблю. Но, если нет, забудьте эти слова.
Указательный палец напрягся на курке...
Щелчок. Осечка!
Зайцева облегченно вдохнула и посмотрела на Джона полными слез счастья глазами. Даже на лице голландки проскользнула улыбка, легкая, незаметная, тщательно замаскированная. Друзья счастливо улыбались, искренне радуясь его жизни, забыв на мгновение о том, что теперь жизни от этого револьвера стало на одну меньше. Маша подошла к Джону, провела рукой по его влажным от пота волосам и совсем по-детски повисла у него на шее, прижимаясь как можно ближе, запуская пальцы в длинные огненные пряди волос. Она забрала у него пистолет и отложила на стол. Джон улыбнулся ей, спокойно и нежно, как никогда никому, кроме матери, еще не улыбался, положил руку ей на спину, наклонился к ее лицу. Девушка не скрывала своего ожидания поцелуя, но шотландец лишь некоторое время, не моргая, смотрел ей в глаза, а затем несколько грубо оттолкнул.
- И где романтика? - без злобы съехидничал француз. - Я уже приготовился умиляться и плакать, а вы... Эх, Макалистер, не умеешь ты ухаживать.
- А мне и не надо, - мрачно ответил он, разваливаясь на стуле.
- Джон, может хотя бы сейчас ты не будешь таким циником, - Зайцева немного обиделась. - Мы же в опасности.
Нет, Манья, это ты просто еще опасность не видела, это только смерть, опасность - другое.
- Хватит болтать! - Паула потрясла револьвером в воздухе. - Кто следующий?
- Я... - еле слышно отозвался итальянец. Оружие перешло в его руки. Парня била мелкая дрожь и глаза от испуга стали большими. "Говорила мне мама - все итальянцы трусы!" - вспомнил Жан. Франческо крутанул барабан, приставил дуло к голове.
- У меня нет сил говорить много. Лучше вовремя успеть сказать главное, - Мэннон, я тебя люблю.
Голландка улыбнулась, по-настоящему, широко и сразу стала в два раза красивее. Бруно понял эту улыбку, закрыл глаза и нажал на курок...
Ему не повезло...
В комнате раздался выстрел, грохот которого улетел к потолку, ввысь. Лицо Мэннон исказила гримаса боли и обиды. Обидно было оттого, что они так и не поговорили после его признания. Боль была потому, что слишком сильно она была уверена в его удаче и оказалась не готова к противоположному исходу. Она провела пальцами по его лицу, взгляд ее упал на шею, где отогнулся воротник рубашки. Там красовалась татуировка - раскинувший крылья орел, символ свободы. Только увы, Франческо никогда не был полностью свободен.
Надо оттащить тело подальше, в угол...
- Надо его убрать подальше, - Жан сидел весь зеленый, будто его сейчас стошнит, и старался не смотреть на мертвого друга.
- Эй! Ну...ну, не убивайся же так, Мэн, вон револьвер на что? Ладно, ладно дурацкая шутка... - Паула почти силой отвела альбиноску от тела любимого. - И не стоит играть в Джульетту. Не думаю, что он хотел бы твоей смерти. Джон, Жан, оттащите Ческо в угол.
Фурнье взялся за запястья трупа двумя пальцами, и лицо его стало еще зеленее. Джон смотрел понимающе, но с нетерпением.
- Ой, впечатлительный какой! - Лоренсо отпихнула своего парня и решительно потащила тело вместе с шотландцем, тихо возмущаясь: - Как баба, честное слово! Мне тоже жалко его, но наша жалость его не воскресит. Лучше Мэн помочь теперь. Эй, ты чего там копаешься? - последняя фраза адресовалась уже Джону.
- Он нам не говорил полное содержание своих карманов, - монотонно ответил он, методично извлекая из закромов одежды разнообразные вещи. - А тут, между тем, вот зажигалка хорошая, сигарет полторы пачки, кредитка (крутая, кстати) и кольцо какое-то.
Кольцо голландка немедленно забрала. Молча встала, подошла и положила себе в карман жилета.
Следующей по очереди стояла как раз Мэннон. Ноги были ватные, ничего не хотелось. "Просто застрелите меня!" - пробежала в голове быстрая мысль и тут же исчезла, когда в руках девушки оказался пистолет. Для совсем ослабших рук он показался жутко тяжелым, хотя они и были привычны к стрельбе - у нее были одни из лучших показателей меткости в группе, несмотря даже на очки. Сначала она чуть не выронила револьвер. потом собралась с силами, приставила пистолет к голове, над дужкой очков.
- Можно ничего говорить не буду... - к концу короткой фразы голос сорвался на шопот. Палец решительно прижал курок к рукояти.
Но, видимо, Франческо и правда не хотел ее смерти. Револьвер сухо щелкнул. Мэннон отбросила оружие в сторону и, упав на стул, зарыдала.
Маша протянула было руку, чтобы успокоить ее, но Паула не дала этого сделать. Постепенно и россиянке захотелось плакать, приходило осознание того, что револьвер больше не подарит жизни, и кроме Джона и Мэннон никто больше не отметит в этот день - семнадцатое мая - второй день рождения. Доходило это и до Жана с Паулой.
- Теперь можно просто всем перестреляться к чертям!!! - кулак Жана с силой врезался в стену, не нанеся ей никаких повреждений, затем еще и еще, и еще, сдирая кожу почти до костей, пока Паула не развернула его к себе.
- А что будет дальше? - прошептала она. - Что, Жан? Что?! Я не верю, что после смерти есть ад или рай. Значит, надо наслаждаться теми моментами, что есть сейчас.
- Да, надо, обязательно... Надо, - француз притянул девушку к себе и поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю свою боль, любовь, обиду и страдания, прижимая ее к себе так близко, будто хотел, чтобы они стали единым целым, и никто не мог их разлучить, даже смерть.
Джон смотрел на них с жалостью. Редко в его глазах можно заметить это чувство, но сейчас он жалел их. А сам в душе цинично радовался, что жив. Где-то там, далеко, а может и близко, - не понятно, где они сейчас - в Лондоне ни о чем не подозревает его семья, думая, что он учится. Хозяйничет по дому мама, следит за порядком на улицах города отец, вприпрыжку бегает в школу и обратно восьмилетняя сестренка. Маленькая принцесска с такими же рыжими, как у брата, волосами, завивающиеся в мелкие непослушные локоны, делающие ее еще более милой, такая доверчивая Кэтти. Последний раз он говорил с семьей две недели назад и поразился, насколько же изменилась мать и постарел отец. Где-то там, далеко, его ждет семья и родной дом, они не переживут его смерти. Он должен жить! Ради своей маленькой принцесски и Маши, но про это никто не узнает, ведь все считают его самым серьезным и решительным. Не стоит портить такую репутацию излишней сентиментальностью.
- Моя очередь... - испанка мягко убрала руки Жана со своих плеч. Оставшиеся вновь собрались за столом, на этот раз стояла уже Паула.
Жан смотрел на нее и удивлялся, как он не замечал - она же такая красивая, она и раньше была для него великолепной, но сейчас выглядела еще лучше. Он как будто снова увидел ее в первый раз, в первый раз не мог оторвать взгляда от ее таинственных карих глаз, в которых вечно резвятся задорные и хулиганистые чертики, а тараканы непрерывно отмечают какие-то ведомые лишь им празники, в первый раз ему нестерпимо хотелось запустить пальцы в эти черные чуть вьющиеся волосы и коснуться шелковистой загорелой кожи. Она не может умереть хотя бы потому, что он будет мучаться без нее до собственной смерти. В его случае это, конечно, будет недолго, но это будут адские муки. Он не был готов. Горло резко пересохло и стоило бы чего-нибудь выпить, например, вина из ресторана родителей, хотя сейчас сойдет и пиво из пришкольного киоска.
- Жан. Прости меня за то, что умру раньше тебя, - девушка горько улыбнулась. - А вы, ребят, вы... Помните меня всегда. Именно вы меня терпели со всеми моими тарканами и закидонами, с мои эгоизмом и любовью совать нос не в свои дела. Нет, я не каюсь, я же такая, какая есть, по другому не умею. Поэтому не плачьте, улыбнитесь! Джон, разбавь свою кислую и мрачную физиономию, Зайцева, чего у теб такое лицо, будто ты лимон целиком разжевала, где твоя милая улыбка?! Ну же! Давайте! Через силу! Ради меня, Жан.
И на лицах ребят стали загораться сначала натянутые улыбки, потом печальные, а потом - настоящие, веселые - так действовала на них Паула Диас Лоренсо.
Закрутился и остановился барабан, прижалось дуло к виску, стала шире улыбка... Скрипнул взводимый курок... Раздался выстрел. Не повезло, никто и не надеялся.
Девушка упала на пол перед французом. У него не было сил на крик, не хватило их даже на шепот. Не замечая, как его глаза наполняются слезами, Жан поднял ее тело себе на руки и прижал к себе, словно она была еще жива. Впервые в жизни он, жизнерадостный, веселый и разгульный парень, плакал, захлебываясь солеными слезами, смотря в пустые, безжизненные глаза любимой девушке. Жан никогда не пониал, насколько серьезны их отношения, слыл бабником и мечтал все жизнь быть холостяком. Зато теперь он в полной мере осознал свою любовь, четко понимал свою потерю и думал, что если бы им обоим сейчас повезло, то он бы на ней в будущем женился. Как бы он не презирал семейную жизнь, сейчас он готов был поклясться, что мечтает об этом. О том, чтобы Паула была его женой. И теперь точно никогда не женится - второй такой Паулы не найти.
Маша, сама почти рыдавшая от этой сцены, нашла в себе силы подойти к парню и упрашивать его отпустить Паулу, уверять его, что слезами ее не вернуть, отцеплять от нее его руки, тут же возвращавшиеся на место. Он цеплялся за нее так отчаянно, как будто, отпустив ее, он немедленно умрет. Хотя судя по всему именно смерти он сейчас и желал...
Понятно было - попытки Марии были бесполезны. Мэннон ничем не могла помочь, она находилось в полной апатии. Полную серьезность сохранял как всегда один Джон. Зайцева подошла к нему, заставляя себя не обращать внимания на Жана и его горе, ей так хотелось его пожалеть.
- Джон, сделай что-нибудь, - умоляюще взглянула в зеленые глаза шотландца девушка. - Мне больно на них смотреть. Да и продолжать надо...
- Как скажете, Манья, - как ему удавалось в такой ситуации говорить с таким сарказмом?
Макалистер быстрым шагом подошел к французу, схватил того за руки и грубо оттащил его от Паулы. Жан попробовал вырваться, выкручивая и себе, и шотландцу руки. Постарался ударить его локтем под ребро, укусить, пнуть - бесполезно. Сил плакать не было, слез не осталось, силы вырываться бесследно исчезли, и парень опустился на пол. Джон подержал его за руки еще пару секунд и отпустил. Теперь оставалось лишь провести воспитательную беседу.
Шотландец не убеждал, не осуждал, не ругал и не успокаивал. Просто говорил как есть, ничего не утаивая. Жить нужно дальше. Даже без нее. Да, он не понимает. Да, он никого не терял. Но Франческо он тоже потерял, итальянец был его хорошим другом, с которым можно было залезть куда угодно в этой школе. Ему тоже больно. Тоже обидно. И все же надо жить дальше. Наверняка Паула хотела бы именно этого. Она любила, когда люди улыбаются ради нее. Так и надо улыбаться, поначалу хотя бы ради нее, а потом это уже войдет в привычку.
Жан кивал. Понимал, видно было - понимал, поделать ничего не мог. В душе на месте Паулы осталась ноющая пустота. Он нашел в себе силы сесть на стул и кивнуть - продолжаем. Так не хочется больше видеть смерти. Но приходится терпеть, отворачиваться при каждом выстреле.
Маша взяла револьвер. От страха у нее подкашивались ноги, паника комом встала в горле, а вот руки не дрожали. Вопреки всем стандартным сценариям страха руки отлично ее слушались и сохраняли силу. Правая кисть уверенно держала револьвер у виска, левая ухватилась за край стола.
- Я не умею говорить громкие слова, - она спокойно улыбалась. - У меня ни от кого из вас не было тайн. Все знают и про мою любовь к Джону, и про мою ненависть к пьянкам Жана. У вас, ребят, имена одинаковые. По-русски вы - Иваны, - улыбка на миг стала веселее, девушка взмахом головы отбросила мешающую прядь русых волос с глаз. - Тебя, Мэннон, я считала странной, ты это знаешь. Я к вам привязалась и теперь если расставаться с вами, то только с помощью смерти. Не грустите сильно, как говорила Паула - улыбайтесь! И меня запомните радостной.
Оружие было придумано не для этой хрупкой и милой россиянки.На уроках стрельбы ей никогда не ставили хороших оценок, даже после занятий с Джоном-снайпером. У нее не хватало сил на резкое нажатие на курок. И сейчас она справилась с трудом. Громыхнул выстрел. Одновременно с ним Джон, сам не замечая, что кричит оглушающе громко, выкрикнул ее имя, эхом улетевшее под потолок.
Он все-таки бесчувственная скотина. Да, именно так говорили все его девушки, ожидая от него нежностей, ласки, проявлений любви, а получая холодность, некую грубость и молчаливость. Не создан он для любви. И сейчас только сжал кулаки так, что побелели костяшки, опустил голову, скрипнул от обиды зубами и снова вернулся в свое обычное состояние грубого наглого парня. Опустился перед телом Маши, заглянул в ее безжизненные голубые глаза, закрыл их и быстро просмотрел два кармана ее вязаной кофты. Там оказались только упаковка жвачки и пара ирисок, которые она так любила.
- Давай, Фурнье. Твой черед, - шотландец подтолкнул оружие к печальному французу. Тот поднял его, без интереса осмотрел и спросил:
- А какой смысл играть теперь, если точно знаю, что умру?
- Чтобы выжили мы. Чтобы вышли. Ради друзей, придурок.
- Я без слов. Мне нечего сказать. Я вина хочу, как думаешь где его больше в аду или в раю? - он сам кисло усмехнулся своей шутке и, не вставая, выстрелил.
Револьвер сухо щелкнул. Жан теперь с удивлением осмотрел его, снова приставил к голове и нажал на курок, снова и снова. Ничего. Повезло? Но как? Неужели мертвые творят чудеса и не дают умереть своим любимым? Возможно. А может, просто обман того, кто писал записку.
- Считай это теперь улыбкой фортуны, - на лице Джона сияла веселая улыбка, - везет же нам троим.
- А вот им, - Фурнье кивнул на троих мертвых друзей, - не повезло. Наверное, стоит считать это именно этой улыбкой, - он пожал протянутую руку рыжего парня и оглянулся к двери.
Сразу после его взгляда железная дверь, громко щелкнув два раза, отъехала в сторону. Мэннон встала, поправила растрепавшиеся волосы, придавая им некое очертание нормальной прически каре. Джон поправил воротник рубашки. Жан стряхнул пыль с рукавов.
- Идем? - почти спокойно поинтересовалась девушка.
- Non, только после... - он не стал договаривать, просто подошел к Пауле и поцеловал ее в последний раз в мертвые губы. - Теперь да.
И они прошли в черный дверной проем - первый Джон, а за ним Мэннон с Жаном.
- Больше всего напоминает тюремную камеру, - мрачно прокомментировал Джон, потирая рыжий затылок и с трудом вставая с бетонного пола.
- И не поспоришь... - француз все же не без некой неприязни оглядел пыльного шотландца и, увидев шевелящуюся Паулу, кинулся к ней.
Все три девушки уже пришли в себя и обходили комнату по периметру, пытаясь хоть что-то понять. На одном из стульев сидел Франческо Бруно, рылся в многочисленных карманах своей одежды в поисках хоть одной сигаретки. Нашлась не одна, а целая пачка и черная зажигалка. Он прикурил и подошел к столу, которого по непонятной причине все опасались, а опасаться было чего.
- Листок. Записка, видимо, - итальянец развернул бумагу, пробежал по строчкам глазами и молча, дрожащими руками передал ее Мэннон и Маше.
Маша сглотнула подступивший к горлу комок и прочитала вслух:
"Вы ученики выпускного класса школы специалистов. Учебный год подошел к концу и пришло время показать, каковы вы в деле.
На столе лежит револьвер и шесть пуль, лишь две из них холостые. Играйте в русскую рулетку и кому повезет, тот и останется жить. Вы можете отказаться играть, но тогда вас убьют всех. Здесь один за всех и все за одного, но и каждый сам за себя.
Удачной игры и помните самое главное, что вы должны были уяснить: Выживают сильнейшие и удачливые!"
Повисло тяжелое молчание, давившее со всех сторон. Джон взял револьвер, крутанул барабан, остановил его пальцем и взялся заряжать оружие. Маша в испуге мертвой хваткой держалась за край стола. Паула столяла, округлив глаза, и с выражением паники на лице. Жан обнимал испанку за плечи, второй рукой в отчаянии вцепившись в волосы. Мэннон спокойно поднесла к столу все шесть стульев и уселась на один из них, проверяя карманы брюк. Франческо с изумлением наблюдал за хладнокровием шотландца и голландки.
- У меня телефон пропал, и вообще все из карманов исчезло, - оповестила Мэннон друзей о результатах проверки. Все тоже разом начали шариться по карманам, выяснилось, что пропали все средства связи и острые металлические предметы, вроде простейшей отмычки сеньорины Лоренсо.
- Эээ... Джон, я не понял, ты что, собираешься участвовать в этом безумии?! - Франческо только что отошел от шока и совсем испугался, докуривая уже третью сигарету (дым уходил в вентиляцию на высочайшем потолке).
- А ты предлагаешь умирать? У нас сейчас билет в один конец, но при этом два пути, концы которых похожи. Пусть хоть кто-нибудь выживет.
Итальянец не нашел, что ответить. Зато девушки, даже Паула, взяли себя в руки и, дрожа всем телом, на стульях придвинулись к столу, приняв вызов. Жан не остался в стороне, повторяя их действие, но у него тряслись только руки, быстро спрятанные за спину вместе со страхом. Бруно не двигался.
- Черт! Кретин ты итальянский, неужели ты не понимаешь, что мы все можем умереть из-за твоего страха?! Ты не хочешь, чтобы кто-то из нас выжил?! Я сейчас сам лично прострелю тебе башку, если не сядешь! - закончив гневную тираду, Джон выдохся и сел, устало опустив голову. Осторожно присел на краешек стула и Франческо.
Все снова молчали; Маша сложила руки и молча молилась, а Паула прижималась к Жану, хотя лицо ее выражало полную готовность сыграть со смертью. Тихо покачивалась лапочка, щелчок зажигалки прозвучал оглушающе, отразившись от стен. Запахло табаком, Зайцева поморщилась и бросила возмущенный взгляд в сторону курильщика, тот ответил ей натянутой улыбкой.
Минут десять спустя, а казалось прошла целая вечность и даже еще чуть-чуть, шотландец встал. Противно и громко заскрипел стул по полу. Яркие рыжие, почти красные волосы парня несуразным пятном выделялись на сером фоне комнаты.Резко, неожиданно скрипнул взводимый курок револьвера. Джон поднес оружие к виску.
И время остановилось... Внешне он остался спокоен, а внутри все сжалось до боли от страха. В душе боролись две противоположности, одна вопила, кричала, сопротивлялась и умоляла положить пистолет, а другая жестким голосом приказывала не медлить и стрелять. На лице у Марии застыл ни с чем несравнимый ужас. В глазах Мэннон была пустота, ей все равно. Жан отвернулся. Только Паула смотрела прямо Джону в глаза и ободряюще улыбалась, девушка приняла игру, не испугавшись, а с азартом, зная, что по-другому нельзя.
- Народ! - голос не дрогнул, его самообладание поражало. - Вы действительно все хорошие, я к вам за этот год привязался. Простите меня за все, что я сделал, а сделал я много, и если я сейчас умру, то помните - я вас всех люблю. Но, если нет, забудьте эти слова.
Указательный палец напрягся на курке...
Щелчок. Осечка!
Зайцева облегченно вдохнула и посмотрела на Джона полными слез счастья глазами. Даже на лице голландки проскользнула улыбка, легкая, незаметная, тщательно замаскированная. Друзья счастливо улыбались, искренне радуясь его жизни, забыв на мгновение о том, что теперь жизни от этого револьвера стало на одну меньше. Маша подошла к Джону, провела рукой по его влажным от пота волосам и совсем по-детски повисла у него на шее, прижимаясь как можно ближе, запуская пальцы в длинные огненные пряди волос. Она забрала у него пистолет и отложила на стол. Джон улыбнулся ей, спокойно и нежно, как никогда никому, кроме матери, еще не улыбался, положил руку ей на спину, наклонился к ее лицу. Девушка не скрывала своего ожидания поцелуя, но шотландец лишь некоторое время, не моргая, смотрел ей в глаза, а затем несколько грубо оттолкнул.
- И где романтика? - без злобы съехидничал француз. - Я уже приготовился умиляться и плакать, а вы... Эх, Макалистер, не умеешь ты ухаживать.
- А мне и не надо, - мрачно ответил он, разваливаясь на стуле.
- Джон, может хотя бы сейчас ты не будешь таким циником, - Зайцева немного обиделась. - Мы же в опасности.
Нет, Манья, это ты просто еще опасность не видела, это только смерть, опасность - другое.
- Хватит болтать! - Паула потрясла револьвером в воздухе. - Кто следующий?
- Я... - еле слышно отозвался итальянец. Оружие перешло в его руки. Парня била мелкая дрожь и глаза от испуга стали большими. "Говорила мне мама - все итальянцы трусы!" - вспомнил Жан. Франческо крутанул барабан, приставил дуло к голове.
- У меня нет сил говорить много. Лучше вовремя успеть сказать главное, - Мэннон, я тебя люблю.
Голландка улыбнулась, по-настоящему, широко и сразу стала в два раза красивее. Бруно понял эту улыбку, закрыл глаза и нажал на курок...
Ему не повезло...
В комнате раздался выстрел, грохот которого улетел к потолку, ввысь. Лицо Мэннон исказила гримаса боли и обиды. Обидно было оттого, что они так и не поговорили после его признания. Боль была потому, что слишком сильно она была уверена в его удаче и оказалась не готова к противоположному исходу. Она провела пальцами по его лицу, взгляд ее упал на шею, где отогнулся воротник рубашки. Там красовалась татуировка - раскинувший крылья орел, символ свободы. Только увы, Франческо никогда не был полностью свободен.
Надо оттащить тело подальше, в угол...
- Надо его убрать подальше, - Жан сидел весь зеленый, будто его сейчас стошнит, и старался не смотреть на мертвого друга.
- Эй! Ну...ну, не убивайся же так, Мэн, вон револьвер на что? Ладно, ладно дурацкая шутка... - Паула почти силой отвела альбиноску от тела любимого. - И не стоит играть в Джульетту. Не думаю, что он хотел бы твоей смерти. Джон, Жан, оттащите Ческо в угол.
Фурнье взялся за запястья трупа двумя пальцами, и лицо его стало еще зеленее. Джон смотрел понимающе, но с нетерпением.
- Ой, впечатлительный какой! - Лоренсо отпихнула своего парня и решительно потащила тело вместе с шотландцем, тихо возмущаясь: - Как баба, честное слово! Мне тоже жалко его, но наша жалость его не воскресит. Лучше Мэн помочь теперь. Эй, ты чего там копаешься? - последняя фраза адресовалась уже Джону.
- Он нам не говорил полное содержание своих карманов, - монотонно ответил он, методично извлекая из закромов одежды разнообразные вещи. - А тут, между тем, вот зажигалка хорошая, сигарет полторы пачки, кредитка (крутая, кстати) и кольцо какое-то.
Кольцо голландка немедленно забрала. Молча встала, подошла и положила себе в карман жилета.
Следующей по очереди стояла как раз Мэннон. Ноги были ватные, ничего не хотелось. "Просто застрелите меня!" - пробежала в голове быстрая мысль и тут же исчезла, когда в руках девушки оказался пистолет. Для совсем ослабших рук он показался жутко тяжелым, хотя они и были привычны к стрельбе - у нее были одни из лучших показателей меткости в группе, несмотря даже на очки. Сначала она чуть не выронила револьвер. потом собралась с силами, приставила пистолет к голове, над дужкой очков.
- Можно ничего говорить не буду... - к концу короткой фразы голос сорвался на шопот. Палец решительно прижал курок к рукояти.
Но, видимо, Франческо и правда не хотел ее смерти. Револьвер сухо щелкнул. Мэннон отбросила оружие в сторону и, упав на стул, зарыдала.
Маша протянула было руку, чтобы успокоить ее, но Паула не дала этого сделать. Постепенно и россиянке захотелось плакать, приходило осознание того, что револьвер больше не подарит жизни, и кроме Джона и Мэннон никто больше не отметит в этот день - семнадцатое мая - второй день рождения. Доходило это и до Жана с Паулой.
- Теперь можно просто всем перестреляться к чертям!!! - кулак Жана с силой врезался в стену, не нанеся ей никаких повреждений, затем еще и еще, и еще, сдирая кожу почти до костей, пока Паула не развернула его к себе.
- А что будет дальше? - прошептала она. - Что, Жан? Что?! Я не верю, что после смерти есть ад или рай. Значит, надо наслаждаться теми моментами, что есть сейчас.
- Да, надо, обязательно... Надо, - француз притянул девушку к себе и поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю свою боль, любовь, обиду и страдания, прижимая ее к себе так близко, будто хотел, чтобы они стали единым целым, и никто не мог их разлучить, даже смерть.
Джон смотрел на них с жалостью. Редко в его глазах можно заметить это чувство, но сейчас он жалел их. А сам в душе цинично радовался, что жив. Где-то там, далеко, а может и близко, - не понятно, где они сейчас - в Лондоне ни о чем не подозревает его семья, думая, что он учится. Хозяйничет по дому мама, следит за порядком на улицах города отец, вприпрыжку бегает в школу и обратно восьмилетняя сестренка. Маленькая принцесска с такими же рыжими, как у брата, волосами, завивающиеся в мелкие непослушные локоны, делающие ее еще более милой, такая доверчивая Кэтти. Последний раз он говорил с семьей две недели назад и поразился, насколько же изменилась мать и постарел отец. Где-то там, далеко, его ждет семья и родной дом, они не переживут его смерти. Он должен жить! Ради своей маленькой принцесски и Маши, но про это никто не узнает, ведь все считают его самым серьезным и решительным. Не стоит портить такую репутацию излишней сентиментальностью.
- Моя очередь... - испанка мягко убрала руки Жана со своих плеч. Оставшиеся вновь собрались за столом, на этот раз стояла уже Паула.
Жан смотрел на нее и удивлялся, как он не замечал - она же такая красивая, она и раньше была для него великолепной, но сейчас выглядела еще лучше. Он как будто снова увидел ее в первый раз, в первый раз не мог оторвать взгляда от ее таинственных карих глаз, в которых вечно резвятся задорные и хулиганистые чертики, а тараканы непрерывно отмечают какие-то ведомые лишь им празники, в первый раз ему нестерпимо хотелось запустить пальцы в эти черные чуть вьющиеся волосы и коснуться шелковистой загорелой кожи. Она не может умереть хотя бы потому, что он будет мучаться без нее до собственной смерти. В его случае это, конечно, будет недолго, но это будут адские муки. Он не был готов. Горло резко пересохло и стоило бы чего-нибудь выпить, например, вина из ресторана родителей, хотя сейчас сойдет и пиво из пришкольного киоска.
- Жан. Прости меня за то, что умру раньше тебя, - девушка горько улыбнулась. - А вы, ребят, вы... Помните меня всегда. Именно вы меня терпели со всеми моими тарканами и закидонами, с мои эгоизмом и любовью совать нос не в свои дела. Нет, я не каюсь, я же такая, какая есть, по другому не умею. Поэтому не плачьте, улыбнитесь! Джон, разбавь свою кислую и мрачную физиономию, Зайцева, чего у теб такое лицо, будто ты лимон целиком разжевала, где твоя милая улыбка?! Ну же! Давайте! Через силу! Ради меня, Жан.
И на лицах ребят стали загораться сначала натянутые улыбки, потом печальные, а потом - настоящие, веселые - так действовала на них Паула Диас Лоренсо.
Закрутился и остановился барабан, прижалось дуло к виску, стала шире улыбка... Скрипнул взводимый курок... Раздался выстрел. Не повезло, никто и не надеялся.
Девушка упала на пол перед французом. У него не было сил на крик, не хватило их даже на шепот. Не замечая, как его глаза наполняются слезами, Жан поднял ее тело себе на руки и прижал к себе, словно она была еще жива. Впервые в жизни он, жизнерадостный, веселый и разгульный парень, плакал, захлебываясь солеными слезами, смотря в пустые, безжизненные глаза любимой девушке. Жан никогда не пониал, насколько серьезны их отношения, слыл бабником и мечтал все жизнь быть холостяком. Зато теперь он в полной мере осознал свою любовь, четко понимал свою потерю и думал, что если бы им обоим сейчас повезло, то он бы на ней в будущем женился. Как бы он не презирал семейную жизнь, сейчас он готов был поклясться, что мечтает об этом. О том, чтобы Паула была его женой. И теперь точно никогда не женится - второй такой Паулы не найти.
Маша, сама почти рыдавшая от этой сцены, нашла в себе силы подойти к парню и упрашивать его отпустить Паулу, уверять его, что слезами ее не вернуть, отцеплять от нее его руки, тут же возвращавшиеся на место. Он цеплялся за нее так отчаянно, как будто, отпустив ее, он немедленно умрет. Хотя судя по всему именно смерти он сейчас и желал...
Понятно было - попытки Марии были бесполезны. Мэннон ничем не могла помочь, она находилось в полной апатии. Полную серьезность сохранял как всегда один Джон. Зайцева подошла к нему, заставляя себя не обращать внимания на Жана и его горе, ей так хотелось его пожалеть.
- Джон, сделай что-нибудь, - умоляюще взглянула в зеленые глаза шотландца девушка. - Мне больно на них смотреть. Да и продолжать надо...
- Как скажете, Манья, - как ему удавалось в такой ситуации говорить с таким сарказмом?
Макалистер быстрым шагом подошел к французу, схватил того за руки и грубо оттащил его от Паулы. Жан попробовал вырваться, выкручивая и себе, и шотландцу руки. Постарался ударить его локтем под ребро, укусить, пнуть - бесполезно. Сил плакать не было, слез не осталось, силы вырываться бесследно исчезли, и парень опустился на пол. Джон подержал его за руки еще пару секунд и отпустил. Теперь оставалось лишь провести воспитательную беседу.
Шотландец не убеждал, не осуждал, не ругал и не успокаивал. Просто говорил как есть, ничего не утаивая. Жить нужно дальше. Даже без нее. Да, он не понимает. Да, он никого не терял. Но Франческо он тоже потерял, итальянец был его хорошим другом, с которым можно было залезть куда угодно в этой школе. Ему тоже больно. Тоже обидно. И все же надо жить дальше. Наверняка Паула хотела бы именно этого. Она любила, когда люди улыбаются ради нее. Так и надо улыбаться, поначалу хотя бы ради нее, а потом это уже войдет в привычку.
Жан кивал. Понимал, видно было - понимал, поделать ничего не мог. В душе на месте Паулы осталась ноющая пустота. Он нашел в себе силы сесть на стул и кивнуть - продолжаем. Так не хочется больше видеть смерти. Но приходится терпеть, отворачиваться при каждом выстреле.
Маша взяла револьвер. От страха у нее подкашивались ноги, паника комом встала в горле, а вот руки не дрожали. Вопреки всем стандартным сценариям страха руки отлично ее слушались и сохраняли силу. Правая кисть уверенно держала револьвер у виска, левая ухватилась за край стола.
- Я не умею говорить громкие слова, - она спокойно улыбалась. - У меня ни от кого из вас не было тайн. Все знают и про мою любовь к Джону, и про мою ненависть к пьянкам Жана. У вас, ребят, имена одинаковые. По-русски вы - Иваны, - улыбка на миг стала веселее, девушка взмахом головы отбросила мешающую прядь русых волос с глаз. - Тебя, Мэннон, я считала странной, ты это знаешь. Я к вам привязалась и теперь если расставаться с вами, то только с помощью смерти. Не грустите сильно, как говорила Паула - улыбайтесь! И меня запомните радостной.
Оружие было придумано не для этой хрупкой и милой россиянки.На уроках стрельбы ей никогда не ставили хороших оценок, даже после занятий с Джоном-снайпером. У нее не хватало сил на резкое нажатие на курок. И сейчас она справилась с трудом. Громыхнул выстрел. Одновременно с ним Джон, сам не замечая, что кричит оглушающе громко, выкрикнул ее имя, эхом улетевшее под потолок.
Он все-таки бесчувственная скотина. Да, именно так говорили все его девушки, ожидая от него нежностей, ласки, проявлений любви, а получая холодность, некую грубость и молчаливость. Не создан он для любви. И сейчас только сжал кулаки так, что побелели костяшки, опустил голову, скрипнул от обиды зубами и снова вернулся в свое обычное состояние грубого наглого парня. Опустился перед телом Маши, заглянул в ее безжизненные голубые глаза, закрыл их и быстро просмотрел два кармана ее вязаной кофты. Там оказались только упаковка жвачки и пара ирисок, которые она так любила.
- Давай, Фурнье. Твой черед, - шотландец подтолкнул оружие к печальному французу. Тот поднял его, без интереса осмотрел и спросил:
- А какой смысл играть теперь, если точно знаю, что умру?
- Чтобы выжили мы. Чтобы вышли. Ради друзей, придурок.
- Я без слов. Мне нечего сказать. Я вина хочу, как думаешь где его больше в аду или в раю? - он сам кисло усмехнулся своей шутке и, не вставая, выстрелил.
Револьвер сухо щелкнул. Жан теперь с удивлением осмотрел его, снова приставил к голове и нажал на курок, снова и снова. Ничего. Повезло? Но как? Неужели мертвые творят чудеса и не дают умереть своим любимым? Возможно. А может, просто обман того, кто писал записку.
- Считай это теперь улыбкой фортуны, - на лице Джона сияла веселая улыбка, - везет же нам троим.
- А вот им, - Фурнье кивнул на троих мертвых друзей, - не повезло. Наверное, стоит считать это именно этой улыбкой, - он пожал протянутую руку рыжего парня и оглянулся к двери.
Сразу после его взгляда железная дверь, громко щелкнув два раза, отъехала в сторону. Мэннон встала, поправила растрепавшиеся волосы, придавая им некое очертание нормальной прически каре. Джон поправил воротник рубашки. Жан стряхнул пыль с рукавов.
- Идем? - почти спокойно поинтересовалась девушка.
- Non, только после... - он не стал договаривать, просто подошел к Пауле и поцеловал ее в последний раз в мертвые губы. - Теперь да.
И они прошли в черный дверной проем - первый Джон, а за ним Мэннон с Жаном.